У него был вариант, которым он тоже гордился ничем не меньше, чем первым:
«Я тебя полюбила,
А ты настоящий козёл!
Я тебе изменила,
И ты от меня ушол!
Я стою в подворотне!
Дайте мне ревеня!
Жаль, что меня ты не понял,
И ушёл от меня!
Я очень сильно страдаю,
Тебя не в шутку любя,
Я тебя лучше знаю,
Как ты не знаешь себя!»
Когда он читал это с выражением, все в ненавистном союзе просто лежали.
«Дилемма, трамвай, индустриализация» – слова, слова, слова. Гамлету было бы плохо среди нас! Очень плохо!»
Был у Тукитукича момент истины, когда, отчаявшись оставаться бесштанным интеллигентом, способным питаться одной капустой и писать рассказики о подлых водопроводчиках, он пошёл работать на завод чернорабочим. Неприятный акт биографии, который он потом всячески скрывал от общественности. Но на заводе он проработал недолго, потому что там, в цехах основной индустрии ему капитально порвали ноздрю. Постарался пьяный передовик, который вылез из-под холодного пресса и вскверном настроении увидел Тукитукича с бумажкой и карандашом в руках. И эта бумажка и карандашик так возмутила его патриотические чувствования, что он разъярился как бык на бандерилью и бросился на Тукитукича. И порвал ему ноздрю! Вот к чему приводит ковыряние в ноздре напильником! Так он начал терять доверие к двуногим тварям!
Присмотр за гражданами в замочную скважину всегда был любимым хобби государства. Тукитукич знал это по худшим временам недолгого социалсистического строительства, когда за ним бегал блюститель с воплем: «Опять, Тукитукич, не работаешь! Попалься, тунеядец! Гражданин Блюмкин! Иди сюда! Когда кончатся жалобы граждан, а?»
Автор, ещё раньше Тукитукича начавший терять доверие к двуногим существам, в этом смысле тогда сочувствовал Тукитукичу, ибо проработав два десятка лет в разных мутных, гниловатых издательствах, где господствовали бедные колхозники и алкоголики-единоличники, со временем тоже отверг мысль об основных цехах индустрии и пошёл своей колдобообразной, но свободной дорогой.
Тукитукич куда-то по-заячьи спешил, низко наклонив ушастую голову к самой земле. Как будто хотел услышать гул времени и топот хулиганских поколений. Вид крайнейзадумчивости очень шёл к его театральной шевелюре, дедулиным шлёпанцам и старой белой майке, с изображённой на ней оскаленным негром с трубой.
На его майке художник тщился изобразить саксофон.
А шёл Тукитукич, надо признать, в Союз Пейсателей, который он всей душой ненавидел, но в который его влекло, как проститутку влечёт на панель.
Давным-давно его завлёк туда приятель, перебивавшийся службой в жалкой железнодорожной газете и тоже мечтавший о хлебном месте в областной газете «Корпункт».
Первое впечатление о Союзе Пейсателей было благоприятным.
Благородный господин сидел на председательском кресле, пытаясь поднять глаза на вошедших. Рядом за машинкой сидела секретарша Зина, опустив глаза и одновременно подняв брови к потолку
Интеллигентнейший и культурнеший человек был найден в шкафу жены его друга! Что это могло бы значить?
А потом Тукитукич понял, куда попал. Потом стало известно, что зимой Зинаида Петровна изнутри заколотилась в кабинете шефа гвоздями и отказывалась выйти под угрозой самосожжения и харакири.
Это было в 1963 году. В Америке вошли в моду шарады. Среди шарад была главная шарада всех времён и народов – кто убил Джора Кебеди? Все Армериканцы наперебой бросились разгадывать, кто убил Кебеди? Их тогда не надо было кормить хлебом, дай только потрепаться, кто убил Кебеди? Хотя и дураку было понятно, что Кебеди прихлопнуло ЦРУ.
Воспоминаний было столько, что можно было бы написать новую книгу афоризмов.
По пути Тукитукич схватил из рук шлявшегося на улице рекламодателя объявление о слёте в пчеловодческой артели «Фрунт» с лекцией и фуршетом. Особенно его привлёк фуршет. Лекции он сам мог прочитать кому и о чём угодно!
«Чем чорт не шутит, может «Кока-Колы» нальют! – подумал Тукитукич и усомнился, – Но почему засединие утром? Наверно «Кока-Кола просроченная!?»
Раз и навсегда затверженный маршрут пришлось круто изменить.
Он забежал в боковую арку почти разрушенного дома и, сообразуясь с нацарапанным на бумажке планом, стал искать пчелню. Жутковатые сарайчики и гаражи, как струпья наводнившие двор, смущали взор и отвлекали внимание. Нашёл он пчеловодческую контору в другой, рядом располагавшейся арке, в ещё более раздраконенном строении N7.Тут помимо швейной лавки был ещё пункт по приёму стеклянной тары и склад бижутерии. Около склада стоял армянин, окажись в руках которого палащ, никто бы наверно не удивился. Тукитукич долго обивал тапки о порог и при этом шевелил губами.
В холле заведения, сплошь завешанном плакатами с изображением полосатых пчёл, похожих на сотрудниц компании сотовой связи, уже кучковались важные седые пенсионерки. Они ждали обещанных призов. Потом вышла начальница, тоже в пчелином прикиде, от которого у Тукитукича закружилась голова, и пригласила всех в комнату к шарадам.
Шарады, младенческие песенки и заранее заготовленные шутки следовали одна за другой, перемежаемые рекламой различных мёдосодержащих препаратов. «Говномед» или что-то вроде этого!
Это напомнило ему писательскую тусовку, куда его однажды завлекла приятельница по имени Зара Дуст, потом подло перешедшая в новый Обновленческий Союз, конкурирующее учреждение, куда принимали всех обновленцев и вообще всех пишущих извращенцев. Долбанное, передолбаное время! Там тоже сновали хитрые оводы и шершни, а также немереное количество трутней в клетчатых штанах. Дышать темно!
Заседание здесь напоминало сетевую игру, а публика – секту. Сначала все угадывали дебильные пословицы, и им выдавали жёлтые наградные бумажки, а потом пели песни о пчёлах и пчелином хозяйстве цветущего края. Секта Пчелиного Бога звала к абсолютному здоровью, но мёд с горных предгорий Тянь-Шаня был здесь дорог феноменально. Глава секты была одета в сексуальную пчелиную форму и жужжала около любопытных пенсионеров, как рабочая пчела. Потом пенсионерыв ушли пить бесплатную «Пепси-Колу» за ширму. Глава Союза Пейсателей напротив, напомнил Тукитукичу не то жадного овода, не то рачительного трутня. Он всё время жужжал гнусноватым басом и, грозя поразить головы окружаюших гипер-очками, размахивал руками, сжатыми в пудовые кулаки. И морда у него была, надо признать, как у настоящего трутня – безумная. Тукитукич не любил людей! С этого мофараона он стал бояться и пчёл.
«Поэт Бантиков, мне Сикорский донёс, решился посягнуть на святое! Сочинил афорики! Ё… колдун! И как руки не отвалились? Друзинант двоих не потянет! Что пишет, подлец…»
«Зообнист Иван Иваныч
В чёрной кепке на затылке
Доложил, что может за ночь
Выпить залпом две бутылки…»
Сфинкстер! Что происходит! Если всякая свинья будет, когда ей заблагорассудится, виски пить, мир рухнет!
Я ему сказал, чтоб он отнёс это в журнал «Дудка и Свисток!» Там возьмут!
Сикорский тоже не тем занимается! Он в Друзии ремонтировал схемы от компьютеров и стряхивал пепел на них так, что компы после просто лётали. А басни плохо пишет! Крючковато! Невпопадисто!
У него потом началась вируфобия и чтобы не заразить свой компьютер давно ожидаемым висусом Пти-Пту, он не только никогда не включал компьютер, но сначала запретил своим родственникам прикасаться к нему, а потом со всех сторон обернул скотчем и освятил святой водой от батюшки.
Вон Кампанелла, когда книгу писал, плевал в чернила! У него во рту не слюна была – одна ядовитая желчь! Его сопли столы дубовые насквозь прожигали за три минуты! Все великие люди вс егда оказываются в каком-нибудь разломе, кратере, или при развале государства находятся! И всё их величие состоит в том, чтобы со всей своей злобой, описывать происходящее! Тогда у них нет сил и времени на то, чтобы врать, тогда и слова у них живые появляются! Огненные слова! Вот и Кампанелла такой был! Написал великую книгу! «Город Солнца». О том, как хорошо будет, когда перестрелять всех подонков, избавится от христианства и ещё кой от чего, кой от кого и начать строить новое государство! Тут не поспоришь! Все мы живём в ожидании, в ожидании, когда Это начнётся! Одни для того, чтобы этому противостоять по глупости, другие для того, чтобы веселуха была, третьи, для того, чтобы поучаствовать! Я из третих! Обязательно пойду на баррикады, когда родина позовёт!
«В теневом правительстве Единой Блефуску обнаружена секция лесбиянок!».
«Вот судьба человека! С приспущенными трусами пол-Европы прошёл! Святой человек! Святой Иеронимус!»
«Убей его! Труп закопай в саду! Расчлени его! Предатель! Хотел разбогатеть на наших костях! Нет, я тебе сказал! Умоляю! Сожги его! Забросай сухими ветками, облей керосином и сожги! Отдай труп воронам на съедение! Он это заслужил! Гадина! Гамно! Никто не должен знать, где! Как кто будет жечь? Ты!»